Виноват, больше не буду, исправлюсь. И передачи по телевизору смотреть перестану, специально перечитал свои посты, как после передачи Соловьёва, так новый шедевр. И другим не советую.
К вопросу о капиталистической действительности. Мы с Крассом на тему коммунизма целую дискуссию одно время вели. Теперь поговорим о капитализме. Одно время, которое я весьма хорошо помню, нам твердили, что в капстранах, особенно в США, у многих нет работы. Потом твердили, что работы нет у тех, кто работать не хочет. Потом убеждали, что бедно живёт тот, кто не хочет зарабатывать. Спрашивается, а где правда? А правда посередине.
Если человек не хочет ни учиться, ни работать, а хочет рэповать, пить и долбиться, то живёт он в гарлеме или где-то наподобие и ведёт свой преступный образ жизни. Если человек хочет учиться и работать, то государство ему предоставляет такую возможность. Это при наличии у государства в этом заинтересованности и наличия гражданской и профсоюзной поддержки. У нас этого нет. Чтобы правительство страны было заинтересовано в правильной политике оно должно юыть выдвинуто по линии этой самой политики. Сколько я ни читал предвыборных программ с 1990 года примерно, так ни одна из них ничего подобного не содержала. Нам предложили перейти к капитализму в его чистом виде. Каждый сам за себя, одни владеют, другие работают, одни разоряются, другие богатеют. Позже было доказано, что такая общественно-экономическая формация нестабильна и склонна к революциям. Последние революции отполыхали в начале двадцатого века.
В странах, где люди заинтересованы в будущем, его обеспеченности и стабильности, граждане следят за ситуацией и политикой. К власти не пускают горлопанов, демагогов и авантюристов. Выборы это не просто административная формальность, а реально меняюще власть событие. Выбранный чиновник не пытается отказаться от обещаний. Он понимает, что его как выбрали, так и отстранят.
Что мы имеем у нас? Огромная часть населения хочет не работать, а пить. Не менее огромная часть населения хочет, чтобы все носились именно с ними, а остальных вообще дели куда-нибудь и чёрт бы с ними. Третья часть считает, что и без первых двух хорошо живётся. при таком расколе в корне о единстве не может быть и речи. В результате или проводят политику одной группы, или вообще занимаются своими делами, нисколько не опасаясь за последствия, так как всё равно все между собой не договорятся.
Когда у нас шел распад всего, то была возможность стать владельцем, но не все это осилили. Владеть собственностью это не просто пользоваться ей, а ещё и защищать от посягательств, к чему большинство было не готово. Зато преступные элементы были готовы к захвату. Собственность у нас плавно перекочевала из одних рук другие, минуя руки работников, благо очень многие из них жили лозунгом где бы ни работать - лишь бы не работать.
Что мы видим сейчас? Профсоюзы? Где-то есть что-то декоративное. Законы? Их принимали те, кто воровал. Сами же директора и стали владельцами контрольных пакетов акций. Гражданская активность зашкаливает за нуль. Солидарность от нуля никогда особенно не отходила. И ничего не изменится до тех пор пока каждый не поймёт, что чтобы что-то было сделано надо это делать, причём самому, а не ждать пока это сделают другие за него.
Мы сейчас с большим трудом свернули с пути оголтелой капиталистической демократии к строю близкому к конституционной монархии. Если к власти прорвутся КПРФ или очередные реформаторы, то опять начнут передел собственности. Продукты дорожают, и не только продукты. Но это не те подорожания в десять раз в год, которые были в девяностых. Свободы якобы зажимаются, так свобода и анархия это не одно и то же. Есть отрасли, которые могут диктовать цены, а есть те, которые не могут. Мы сейчас пожинаем результаты великих экспериментов Гайдара и Кириенко. Дай волю нефтегазовикам и аграриям, так они будут повышать цены в два раза каждый месяц, что и стремились делать, пока в 2000 году Путин не взялся за урегулирование. Нельзя ценообразование превращать в экономический шантаж. За границей промышленность в основном перерабатывающая и они меньше зависят от того, сколько выросло. США только исключение и то у них фермерство на дотации со времён Великой Депрессии. США тогда спас Рузвельт, нас в 2000 спас Путин. Мнимальная стоимость потребительской корзины сейчас около ста долларов США. На сто рублей в день человек может существовать. Не икрой, но питаться. На хлеб, колбасу, масло и крупу хватит, останется ещё и на одежду, не на дорогую, но хватит. А зарплаты сейчас я меньше пяти тысяч не видел. Одному на такую трудно жить, но трудно и с голоду умереть. Сравните с девяностыми.
Мораль такая. И выражается она почти цитатой
Цитата
Вы должны понять, что ни я ни вы результатов своей работы не увидим. У нас единица измерения не секунда а век...
Да, бывают спринтеры с коротким дыханием...
Временами это ощущение становилось таким острым, что сознание помрачалось, и Румата словно наяву видел спины серой сволочи, озаряемые лиловыми вспышками выстрелов, и перекошенную животным ужасом всегда такую незаметную, бледненькую физиономию дона Рэбы и медленно обрушивающуюся внутрь себя Веселую Башню... Да, это было бы сладостно. Это было бы настоящее дело. Настоящее макроскопическое воздействие. Но потом... Да, они в Институте правы. Потом неизбежное. Кровавый хаос в стране. Ночная армия Ваги, выходящая на поверхность, десять тысяч головорезов, отлученных всеми церквами, насильников, убийц, растлителей; орды меднокожих варваров, спускающиеся с гор и истреб.ляющие все живое, от младенцев до стариков; громадные толпы слепых от ужаса крестьян и горожан, бегущих в леса, в горы, в пустыни; и твои сторонники - веселые люди, смелые люди! - вспарывающие друг другу животы в жесточайшей борьбе за власть и за право владеть пулеметом после твоей неизбежно насильственной смерти... И эта нелепая смерть - из чаши вина, поданной лучшим другом, или от арбалетной стрелы, свистнувшей в спину из-за портьеры. И окаменевшее лицо того, кто будет послан с Земли тебе на смену и найдет страну, обезлюдевшую, залитую кровью, догорающую пожарищами, в которой все, все, все придется начинать сначала...
поэтому придётся не прыгать через пропасть в два прыжка, а медленно подниматься ступень за ступенью раз уж скатились в самый низ.